.I wanna fuck you like an animal
Название: В тихом омуте
Автор: summerwine
Бета: нет
Пейринг: Рен/Кёко
Рейтинг: PG
Предупреждение: ООС
Статус: закончен
Фэндом: Не сдавайся!
Дисклеймер: все права на персонажей принадлежат тем, кому они принадлежат
От автора: сразу хочу попросить у Lel прощения, ибо не умею я ренёку писать, хоть убейте >__<
читать дальшеОн бы многое отдал за то, чтобы посмотреть на мир глазами, в которых тёплым светом искрится янтарь, но...
Солнце путается в волосах золотыми лучами, касается её плеч и целует в губы своим самым жарким поцелуем. Иногда ему кажется, что ещё чуть-чуть, и она растворится во всём этом золоте. Он не боится, просто привык уже к ней. Без неё ему будет скучно, наверное.
Что у них общего? Ну, они оба создают видимость очень положительных людей. Типичные главные герои фильмов сороковых годов и незамысловатых мультиков. Ей, конечно же, проще, она - маленькая девочка с пушистыми облаками в голове; ему, конечно же, тяжелее, он – слишком рано повзрослевший мальчик, хорошо знающий на собственной шкуре, что к чему в этом мире.
Если уж прямо говорить об их различиях, то достаточно заметить одно важное: когда сверху давит представление огромного количества людей о том, каким ты должен быть "на самом деле", очень сложно проживать собственную одну-единственную жизнь таким, какой ты есть – Рен усвоил это достаточно давно, чтобы полностью разочароваться в мироздании. Кёко пока ещё не в курсе; девочкам с янтарными глазами не положено разочаровываться.
Иногда он думает, что если бы начался пожар, Кёко осталась бы жива - огонь бы принял её и не навредил. Она как будто рождена светом, теплом... Когда Рен видит её, вдыхает в лёгкие золото её кожи, он буквально умирает от жажды. Хочется ещё и до бесконечности.
Для тех, у кого в глазах не плавится янтарь, жизнь в той или иной степени покрыта налётом предсказуемости, обыденности, скуки. Рен, как и всякий слишком рано повзрослевший мальчик, вовлечённый в мир шоу-бизнеса, больше всего на свете не любит скучать. Скука для него что-то вроде табу, хотя сразу так по нему и не скажешь. Он вообще обманчив, очень мутный и непонятный, тихий и пугающий. Как густая тьма в кладовке под скрипучей деревянной лестницей.
Есть масса игр, в которые скучающие мальчики могут играть, и таким вот незамысловатым образом хоть ненадолго избавляться от удушающей сонливости своего существования. В такие игры обычно играют двое. Сначала не имеет никакого значения с кем, но позже, когда мальчики вырастают, им хочется играть в свои игры только с девочками, у которых в головах плавают пушистые облака.
Цуруга Рен презирает женскую проницательность. Слишком часто приходилось с ней сталкиваться, отчего всякая игра превращалась в нечто нудное и пресное. Вся эта догадливость и знание наперёд всего на свете - это самое гадкое чувство из всех, особенно когда жертвой такой поразительной проницательности становишься ты: словно тебя, нагого, освещает сотня долбанных прожекторов, мёртвые лучи которых неприятно касаются кожи, каждого её миллиметра. Желание играть пропадает тут же – алым солнцем закатывается за горизонт. Таким женщинам всегда и всё понятно; что, зачем и почему – прищурив хитрый глаз, они сканируют тебя с головы до ног и тут же находят нужные им ответы. Девочки с янтарными глазами, излучающие самый живой и мягкий свет, о таких играх вообще ничего не знают. Они думают, что всё, сказанное вслух - правда; они думают, что сказать "люблю" и тут же отвернуться - нельзя, что от этого сердце может остановиться навсегда-навсегда. С ними очень интересно играть.
Он смотрит на неё, купающуюся в водопаде солнечного света, и думает, что, наверное, всякий раз, когда она улыбается, на каких-нибудь лугах далеко-далеко отсюда распускаются жёлтые одуванчики. Ему смешно от одной этой мысли. Он, наверное, в глубине души всё-таки догадывается, что с каждой такой его усмешкой где-нибудь так же далеко на холодную сырую землю замертво падают златокрылые птицы, чем-то напоминающие надежду.
Рен сидит в своём "вагончике". У них уже третий день идут съёмки на природе - под палящим солнцем, рука об руку с ней – источающей свет. Он сидит на небольшом красном диване и щёлкает зажигалкой. Рен ждёт, когда она придёт, и ему больше не придётся утолять свою жажду каким-то маленьким искусственным огоньком.
Ему захотелось поиграть.
Когда она входит, он блаженно прикрывает глаза и втягивает носом этот, не похожий ни на что, запах счастья и золотых ржаных полей.
- Рен? Ты в порядке? Мне сказали, ты хотел поговорить о чём-то, - и разговаривает она так, будто откуда-то оттуда, с пушистого облака и с улыбкой на устах.
Он резко открывает глаза и смотрит на неё прямо, зло, с усмешкой. Липкой чернильной тьмой впитывается в сетку золота вокруг неё. А она даже не удивляется, не боится, у неё янтарь в глазах - с ней интересно.
- Что же ты стоишь, - берёт её за руку и резко дёргает к себе, усаживая на колени, а она не сопротивляется совсем, только в глаза всё время смотрит.
Он больно трогает пальцами её лопатки сквозь тонкую ткань кофты - ищет крылья, которые золотые и легко рассыпаются горячим песком - наверное. Она сидит и дышит ровно, глазами в его глаза - тёплым янтарём в усталое и скучающее зло мальчишки, слишком рано ставшего взрослым.
Он достаёт зажигалку и щёлкает ею у самого её лица, плотоядно улыбаясь, другой рукой хватает за тонкую шею, и теперь они близко-близко друг к другу - и только огонёк между ними дрожит, такой искусственный и холодный по сравнению с ней.
- Бойся, дурочка, - смеётся он как-то гавкающе, совсем невесело и даже горько. - Думаешь, жизнь - это такой большой кусок торта, да? А я тебе скажу - чёрта с два, слышишь? Жизнь - кусок, согласен, но не торта, понимаешь? - пока он говорит всё это, где-то на другом краю света, может, не сегодня и даже не вчера, темнота в кладовке чёрными клубами дыма копошится, от стенки до стенки бьётся в агонии и пугает-пугает.
Она должна сейчас заплакать или огрызнуться - он так думает, ему опыт подсказывает, опыт рано повзрослевших мальчиков никогда не подводит. Уж слишком много игр было сыграно.
Кёко смотрит на него, а потом медленно так опускает ресницы свои и солнце, янтарь - всё куда-то исчезает, как будто затмение или ещё какая нелепость. Он выпускает её аккуратно, будто и не хотел вовсе и сам не знает, зачем; вжимается в спинку дивана, его пробирает крупная дрожь. Хочется пить, очень хочется пить. А вокруг всё как будто отравлено, как будто вместо воды - серый пепел.
Доигрался.
- Улыбнись, Рен, - говорит она громко, звонко, словно золотыми колокольчиками в широком ржаном поле; глаза открывает, - Солнце - это ты и я.
И темнота в кладовке, которая и не здесь и не там, выливается на свет, ползёт по узкому коридору к высокому порогу, расплывается на крыльце тёмной лужей и тут же высыхает. И видно же теперь, что зря пугала. А в кладовке, в светлой-пресветлой кладовке на деревянном полу спит маленький мальчик и крылья у него золотые – не ломаются, он теперь точно знает.
Автор: summerwine
Бета: нет
Пейринг: Рен/Кёко
Рейтинг: PG
Предупреждение: ООС
Статус: закончен
Фэндом: Не сдавайся!
Дисклеймер: все права на персонажей принадлежат тем, кому они принадлежат
От автора: сразу хочу попросить у Lel прощения, ибо не умею я ренёку писать, хоть убейте >__<
читать дальшеОн бы многое отдал за то, чтобы посмотреть на мир глазами, в которых тёплым светом искрится янтарь, но...
Солнце путается в волосах золотыми лучами, касается её плеч и целует в губы своим самым жарким поцелуем. Иногда ему кажется, что ещё чуть-чуть, и она растворится во всём этом золоте. Он не боится, просто привык уже к ней. Без неё ему будет скучно, наверное.
Что у них общего? Ну, они оба создают видимость очень положительных людей. Типичные главные герои фильмов сороковых годов и незамысловатых мультиков. Ей, конечно же, проще, она - маленькая девочка с пушистыми облаками в голове; ему, конечно же, тяжелее, он – слишком рано повзрослевший мальчик, хорошо знающий на собственной шкуре, что к чему в этом мире.
Если уж прямо говорить об их различиях, то достаточно заметить одно важное: когда сверху давит представление огромного количества людей о том, каким ты должен быть "на самом деле", очень сложно проживать собственную одну-единственную жизнь таким, какой ты есть – Рен усвоил это достаточно давно, чтобы полностью разочароваться в мироздании. Кёко пока ещё не в курсе; девочкам с янтарными глазами не положено разочаровываться.
Иногда он думает, что если бы начался пожар, Кёко осталась бы жива - огонь бы принял её и не навредил. Она как будто рождена светом, теплом... Когда Рен видит её, вдыхает в лёгкие золото её кожи, он буквально умирает от жажды. Хочется ещё и до бесконечности.
Для тех, у кого в глазах не плавится янтарь, жизнь в той или иной степени покрыта налётом предсказуемости, обыденности, скуки. Рен, как и всякий слишком рано повзрослевший мальчик, вовлечённый в мир шоу-бизнеса, больше всего на свете не любит скучать. Скука для него что-то вроде табу, хотя сразу так по нему и не скажешь. Он вообще обманчив, очень мутный и непонятный, тихий и пугающий. Как густая тьма в кладовке под скрипучей деревянной лестницей.
Есть масса игр, в которые скучающие мальчики могут играть, и таким вот незамысловатым образом хоть ненадолго избавляться от удушающей сонливости своего существования. В такие игры обычно играют двое. Сначала не имеет никакого значения с кем, но позже, когда мальчики вырастают, им хочется играть в свои игры только с девочками, у которых в головах плавают пушистые облака.
Цуруга Рен презирает женскую проницательность. Слишком часто приходилось с ней сталкиваться, отчего всякая игра превращалась в нечто нудное и пресное. Вся эта догадливость и знание наперёд всего на свете - это самое гадкое чувство из всех, особенно когда жертвой такой поразительной проницательности становишься ты: словно тебя, нагого, освещает сотня долбанных прожекторов, мёртвые лучи которых неприятно касаются кожи, каждого её миллиметра. Желание играть пропадает тут же – алым солнцем закатывается за горизонт. Таким женщинам всегда и всё понятно; что, зачем и почему – прищурив хитрый глаз, они сканируют тебя с головы до ног и тут же находят нужные им ответы. Девочки с янтарными глазами, излучающие самый живой и мягкий свет, о таких играх вообще ничего не знают. Они думают, что всё, сказанное вслух - правда; они думают, что сказать "люблю" и тут же отвернуться - нельзя, что от этого сердце может остановиться навсегда-навсегда. С ними очень интересно играть.
Он смотрит на неё, купающуюся в водопаде солнечного света, и думает, что, наверное, всякий раз, когда она улыбается, на каких-нибудь лугах далеко-далеко отсюда распускаются жёлтые одуванчики. Ему смешно от одной этой мысли. Он, наверное, в глубине души всё-таки догадывается, что с каждой такой его усмешкой где-нибудь так же далеко на холодную сырую землю замертво падают златокрылые птицы, чем-то напоминающие надежду.
Рен сидит в своём "вагончике". У них уже третий день идут съёмки на природе - под палящим солнцем, рука об руку с ней – источающей свет. Он сидит на небольшом красном диване и щёлкает зажигалкой. Рен ждёт, когда она придёт, и ему больше не придётся утолять свою жажду каким-то маленьким искусственным огоньком.
Ему захотелось поиграть.
Когда она входит, он блаженно прикрывает глаза и втягивает носом этот, не похожий ни на что, запах счастья и золотых ржаных полей.
- Рен? Ты в порядке? Мне сказали, ты хотел поговорить о чём-то, - и разговаривает она так, будто откуда-то оттуда, с пушистого облака и с улыбкой на устах.
Он резко открывает глаза и смотрит на неё прямо, зло, с усмешкой. Липкой чернильной тьмой впитывается в сетку золота вокруг неё. А она даже не удивляется, не боится, у неё янтарь в глазах - с ней интересно.
- Что же ты стоишь, - берёт её за руку и резко дёргает к себе, усаживая на колени, а она не сопротивляется совсем, только в глаза всё время смотрит.
Он больно трогает пальцами её лопатки сквозь тонкую ткань кофты - ищет крылья, которые золотые и легко рассыпаются горячим песком - наверное. Она сидит и дышит ровно, глазами в его глаза - тёплым янтарём в усталое и скучающее зло мальчишки, слишком рано ставшего взрослым.
Он достаёт зажигалку и щёлкает ею у самого её лица, плотоядно улыбаясь, другой рукой хватает за тонкую шею, и теперь они близко-близко друг к другу - и только огонёк между ними дрожит, такой искусственный и холодный по сравнению с ней.
- Бойся, дурочка, - смеётся он как-то гавкающе, совсем невесело и даже горько. - Думаешь, жизнь - это такой большой кусок торта, да? А я тебе скажу - чёрта с два, слышишь? Жизнь - кусок, согласен, но не торта, понимаешь? - пока он говорит всё это, где-то на другом краю света, может, не сегодня и даже не вчера, темнота в кладовке чёрными клубами дыма копошится, от стенки до стенки бьётся в агонии и пугает-пугает.
Она должна сейчас заплакать или огрызнуться - он так думает, ему опыт подсказывает, опыт рано повзрослевших мальчиков никогда не подводит. Уж слишком много игр было сыграно.
Кёко смотрит на него, а потом медленно так опускает ресницы свои и солнце, янтарь - всё куда-то исчезает, как будто затмение или ещё какая нелепость. Он выпускает её аккуратно, будто и не хотел вовсе и сам не знает, зачем; вжимается в спинку дивана, его пробирает крупная дрожь. Хочется пить, очень хочется пить. А вокруг всё как будто отравлено, как будто вместо воды - серый пепел.
Доигрался.
- Улыбнись, Рен, - говорит она громко, звонко, словно золотыми колокольчиками в широком ржаном поле; глаза открывает, - Солнце - это ты и я.
И темнота в кладовке, которая и не здесь и не там, выливается на свет, ползёт по узкому коридору к высокому порогу, расплывается на крыльце тёмной лужей и тут же высыхает. И видно же теперь, что зря пугала. А в кладовке, в светлой-пресветлой кладовке на деревянном полу спит маленький мальчик и крылья у него золотые – не ломаются, он теперь точно знает.
@темы: Фанфикшн
02. 
03. 
04. 
05. 
06. 
07. 
08. 
09. 
10. 
11. 
12. 
14. 
15. 
16. 
17. 
18. 
20. 
21. 
22. 
23. 
24. 
26. 
27. 
28. 
29. 
30. 
32. 
33. 
34. 
35. 
36. 
38. 
39. 
40. 
41. 
42. 
44. 
45. 
46. 
47. 
48. 
50. 
51. 
52. 
53. 
54. 
56. 
57. 
58. 
59. 
60. 
62. 
63. 
64. 
65. 
66. 
68. 
69. 
70. 
71. 
72. 
74. 
75. 
76. 
77. 
78. 
80. 
81. 
82. 
83. 
84. 
85. 
86. 
87. 
88. 
89. 
90. 
91. 
92. 
93. 
94. 
95. 
96. 
97. 
98. 
99. 
102.
103.
104.
105.
107.
108.
109.
110.
112.
113.
114.
115.
117.
118.
119
120.
123.
124.
125.
126.
128.
129.
130.
131.
133.
134.
135.
136.
138.
139.
140.
141.
143.
144.
145.
146.
148.
149.
150.
151.
153.
154.
155.
156.
158.
159.
160.
161.
163.
164.
165.
166.
168.
169.
170. 
171.
173.
174. 
175.
176.
178. 
179.
180.
181.
183.
184.
185.
186.
188.
189.
190.
191.
193.
194.
195.
196.
198.
199.
